Подосиновская волость, я тобой живу.
Никогда ты не видала моря синеву
и недавно слушать стала птичку-соловья.
Слышь, защёлкал над водою! Подпою-ка я…
У тебя есть синь не хуже, есть голубизна-
свет небесный отразился в озере без дна
и душистый запах сосен мне щекочет нос.
Край лесной мой, край суровый, я к тебе прирос,
пусть не телом, так душою прилепился я,
Подосиновская волость-родина моя.Хоть оторван был судьбою в розовых годах
от твоих лугов и пашен, от твоих забав,
мои корни тут зарыты в травяных логах,
желтизна увалов древних на моих ногах
несмываема навеки ни в какой воде.
Сотни лет здесь жили предки, в яростном труде
воевали с водой, с лесом, засевали поле,
признавали только Бога, сберегали волю,
лоскутки своих полей потом поливали,
на своих-двоих подчас в Киеве бывали
и с днепровских вечных круч говорили с Богом
о всех нуждах и грехах — о разном, о многом.
Подосиновская волость, уезд же Никольский.
И не вятский здесь народ — народ вологодский.
Наших предков привела Сухона-дорога
да по Югу подняла к нашему порогу.
И четыре сотни лет косы с топорами
расчищали луг да лес для сох с боронами.
Рожь и лён, ячмень с овсом и душистый клевер-
всё давал за тяжкий труд скуповатый Север.
Любо было рыбаку, любо зверолову…
Кони статные велись, тучные коровы,
овцы согревали всех в лютые морозы…
А сегодня лик земной выбивает слёзы:
запустошены поля, вырублены рощи,
от десятков деревень остались лишь мощи,
от других же — только след в памяти народной…
Как Мамай с ордой прошел или мор голодный!
Даже там, где люд живой век свой доживает,
ни корова не мычит, собака не лает.
Лошадь дивом стала вдруг, не звенят уж косы,
хоть в безлюдных деревнях сплошью сенокосы.
Лишь тропинки в травах тех меж дворами вьются,
бродят по ним старики, следы остаются.
Остаются, пока смерть последнюю душу
не отправит в ад иль в рай. Деревню разрушат
время, ветер и дожди, золотое солнце
и померкнет свет дневной в последнем оконце…
Подосиновская волость, уезд же Никольский,
вымирает твой народ, корнем новгородский.
Намешался разный люд в «перспективных» сёлах.
Почти нет моих друзей — красивых, весёлых,
иногда лишь промелькнут знакомые лица-
это дети- внуки тех, с кем пришлось проститься
тридцать, сорок лет назад, а то и полвека —
крепки в памяти людской следы человека.
Яхреньга — страна моя в лесах, теперь вятских,
ты-отрада и печаль, моя боль и ласка!
Твой прекрасен лик всегда — в тепло и в морозы
и вершина красоты- белая берёза:
от пелёнок до седин с человеком рядом,
для хозяйства- первый друг, для души- услада.
Под берёзы убрались отец мой и мама,
хорошо б, пути конец был таким вот самым,
чтоб берёзы надо мной вечно шелестели,
освещая мир иной светом своим белым.
Меня зыбка-колыбель в Конёве качала,
то Конёво для меня всех начал начало,
голубой в окошке свет, всех основ основа,
хоть недолго на земле звали его Новым.
Лишь чуть за полсотни лет пожили в нём люди,
но кто жил здесь, родилсЯ во век не забудет
два ряда весёлых изб, разделённых логом,
на угоре, средь полей у большой дороги.
А вокруг полей всё лес- кормилец, отрада…
Паши-сей, живи-плодись! Умирать не надо!
Умерла деревня всё ж — болела, хирела…
Не схоронена пока, гниёт её тело,
вырастает снова лес на подворьях наших,
лес высокий, до небес, всё сужает пашни.
Ведь на памяти ещё пахались… полоски!
Нету жизни на полях — одни отголоски…
Каюсь, и моя вина в этом есть, конечно.
Каждый раз, бывая здесь, прощаюсь… навечно…
Написано к 375-летию Подосиновца в 2001-м году.
Владимир Зайков
Красноград